Лаврский схиигумен Пафнутий (в миру Василий Юльянович Ерш) родился 14 апреля 1927 года в деревне Воробьевичи Слонимского района Гродненской области Белорусской ССР в крестьянской семье Юлиана Васильевича и Евдокии Ануфриевны. В 1946 году окончил восемь классов средней школы в Слониме, занимался домашним хозяйством. Решив дальнейшую жизнь посвятить служению Богу, в 1948 году поступил в Минскую духовную семинарию, однако в 1949 году учебу пришлось прервать по болезни. Немного подправив здоровье, Василий отправился в Свято-Троицкую Сергиеву Лавру и 8 сентября 1954 года поступил в обитель послушником.
Про себя батюшка рассказывал, что пришел в Лавру в возрасте 27 лет. Имея желание поступить в монастырь, он пошел к наместнику архимандриту Пимену (Извекову), будущему Святейшему Патриарху. Будучи хромым и опасаясь, что из-за этого его не примут, он припрятал костыль и изо всех сил старался выглядеть абсолютно здоровым. Однако хромота не осталась незамеченной. Немного пожурив молодого человека, отец наместник сказал: «Ничего, мы и таких берем».
В монастыре Василий нес послушание свечника, затем пономаря и просфорника. 2 января 1956 года в Трапезном храме Лавры архимандритом Пименом он был пострижен в монашество с именем Викторин, в честь святого мученика Викторина.
В прошении на принятие монашеского пострига послушник Василий писал: «Усерднейше прошу Ваше Высокопреподобие, отец Наместник, постричь меня, грешного и недостойного, в монашество, так как я всецело желаю послужить на пользу Церкви Христовой, во славу Божию и во спасение своей души, и все сие с Божией помощью в надежде, вере и любви; ей, Господи, да будет по молитвам же и заступлению Пречистой Твоей Матери, великого Твоего угодника преподобного отца нашего Сергия и всех Твоих святых, от века Тебе благоугодивших. Аминь».
24 мая 1964 года в Троицком соборе Лавры архиепископом Пермским и Соликамским Леонидом (Поляковым) монах Викторин был рукоположен во иеродиакона, а 4 апреля следующего года в Покровском храме Московской духовной академии епископом Дмитровским Филаретом (Вахромеевым) – во иеромонаха.
14 апреля 1972 года Святейший Патриарх Пимен в Трапезном храме Лавры возвел отца Викторина в сан игумена.
После почти сорока лет служения в обители отец Викторин был пострижен в великую схиму – постриг совершил наместник Лавры архимандрит Феогност 29 марта 1990 года в Троицком соборе Лавры.
Отца Пафнутия с молодости сопровождали болезни. Переносил он их с поразительной стойкостью. Например, однажды он съел кусочек рыбы, и кость проткнула ему кишечник. Старец всю ночь мужественно терпел сильнейшую боль, а потом в больнице еще и шутил с врачами, ни намеком не показывая, какие страдания претерпевает. Врачи поражались, как почти восьмидесятилетний старчик с прободением кишечника может переносить подобным образом постигшее его испытание. Батюшкин келейник вспоминал, что ни разу за все годы, проведенные с отцом Пафнутием, на его лице не было даже намека на то, что он переживает какую-то скорбь.
Несмотря на телесные немощи, батюшка всегда сохранял бодрость духа. Помимо утренних и вечерних молитв старец совершал особое схимническое правило: две главы Евангелия, две главы Апостола, две кафизмы, три канона с двумя акафистами и Иисусову молитву. Также в обязательном порядке вычитывался весь богослужебный круг: часы, вечерня, повечерие, полунощница и обедница. Особенно батюшке нравилась воскресная полунощница. Помимо этого, отец Пафнутий посещал все воскресные и праздничные службы, а иногда и будничные. Игумен Серафим (Дыбов) рассказывал: «Как уставщик и канонарх, я, бывало, просил отца Пафнутия почитать кафизмы или часы. И он никогда не отказывался – хоть и схимник, но смиренно делал все, о чем его ни попросишь. И читал медленно, выразительно, со страхом Божиим».
Отец Пафнутий был для братии примером тщательного исполнения монашеских правил и предписаний. Прежде чем читать правило – обязательно облачался в епитрахиль и поручи. «При этом он не был лишен чувства юмора, – вспоминал отец Моисей (Дроздов). – Однажды батюшка лежал в глазной клинике, и с ним в качестве келейника находился молодой иеромонах. И вот как-то ночью, уже после операции на глаза, отец схиигумен вдруг его разбудил и говорит: “Ты знаешь, я теперь вижу на 400 тысяч километров”. – “Как это, батюшка?” – “Очень просто. Луну видишь? И я вижу!”»
Однажды отец Пафнутий уехал по делам в Москву, и ему пришлось остановиться на ночлег в Даниловом монастыре и заночевать вместе с группой студентов Московских духовных школ в одном помещении. Позже молодые люди вспоминали, что, как только они засыпали, раздавался грохот. Они подскакивали, включали свет – отец Пафнутий лежит с закрытыми глазами, сложив руки на груди. Только к утру они поняли, что каждый час он резко вскакивал, клал земной поклон и тут же, не снимая сапог, с размаху ложился и делал вид, что спит. Видимо, не имея возможности полноценно вычитывать свое правило, он компенсировал это, как мог.
«Отношения старец строил таким образом, что разница в возрасте не чувствовалась, – вспоминал келейник отца Пафнутия. – Обычно он говорил: “Ну, я тоже немножко кое-чего соображаю”, – после чего высказывал свою точку зрения по какому-либо вопросу, никогда не настаивая на своем мнении.
Однажды у нас случился словесный спор. Батюшка как будто проверял меня на крепость и нарочно провоцировал. Разозлившись окончательно, я сказал, что мне все надоело и я ухожу. Тогда отец Пафнутий усадил меня и начал уже спокойно объяснять, что надо уметь либо промолчать, либо аргументированно объяснить свою точку зрения, не вступая в спор, потому что в своей боязни возразить священнику в итоге можно прийти не просто к спору, а к настоящему взрыву вспыльчивости и раздражительности. Какой бы ни был авторитет у человека, в том числе священника, – он тоже имеет право ошибаться, и это надо учитывать.
В другой раз, будучи опять раздраженным, я ходил взад-вперед под окном кельи и воображал, какой у нас сейчас будет серьезный разговор с батюшкой: он скажет мне то-то, а я эму в ответ то-то, потом я ему еще вот это скажу, а еще вот это… Полный решимости расставить все точки над “и”, я зашел в келью к отцу Пафнутию, и тут он вдруг сходу мне говорит: “Хватит репетировать, пошли молиться”».
Старец умел удивительным образом сочетать особую простоту и при этом некоторую дистанцию в отношениях с другими людьми. Подставляя руку сопровождавшему его человеку, он непременно оборачивал ее мантией, чтобы ни с кем не соприкасаться. При такой видимой отчужденности от батюшки исходило необыкновенное тепло, и знавшие его близко люди говорят, что этим теплом они согреваются и по сей день.
Отец Пафнутий никогда не мудрствовал – можно сказать, что все его богословие заключалось в спокойствии и простоте, и это богословие было действенным, проникновенным и дарующим силы. Какие-то непреложные истины он мог объяснить простыми и доступными словами, полушутливым тоном. Вспоминается притча, которую батюшка рассказал, когда зашел разговор о выборе духовника: «Однажды к князю приехали важные гости – бояре. И он специально приставил к ним нерадивого слугу. Слуга то суп на одного прольет, то кость на другого уронит. Когда же гости возмутились и спросили его: “Что же ты за дурак такой, неужели других не нашлось?” – тот ответил: “Так умных к умным поставили, а меня – к вам”».
Буквально пара сказанных отцом Пафнутием слов могла утихомирить бурю в душе и выровнять духовное состояние. Он не просто обладал внутренним миром и покоем, но и мог каким-то непостижимым образом передавать его окружающим. После службы батюшку иногда окружали женщины. Видя схимническое облачение, они начинали наперебой щебетать и задавать злободневные вопросы. А батюшка кротко улыбался, показывал им на птичек и нес какую-то, казалось бы, нелепицу. Но при этом взволнованные женщины вдруг умолкали и проникались этим духом умиротворения и тихой радости.
Известно, что, когда Свято-Пафнутиев Боровский монастырь переживал трудности, духовник обители отец Власий звал отца Пафнутия на молитву. Бывало, старцу приходилось оставаться там месяца по три. Никто его не трогал, не поручал никакие послушания, – батюшка просто молился.
Пожалуй, можно сказать, что его молитва, крепкая вера и несколько слов, сказанных в простоте сердца, порой могли изменить ход событий. Так, однажды во время поездки в Минск к батюшке подошли какие-то люди и стали ему жаловаться, что надо строить собор, а денег нет, и вот, они теперь думают, что делать. Отец Пафнутий сказал, как отрезал: «Надо не думать, а строить!» – и, вывернув карманы, отдал им все деньги, что у него были. Через несколько лет эти же люди, встретив батюшку, начали его благодарить, поведав, что после той встречи вдруг деньги чудесным образом посыпались из разных мест, и собор был построен. Батюшка также много жертвовал на строительство Преображенского собора в Слониме, где был крещен. Помогал и поддерживал отношения с Полоцким Спасо-Евфросиниевским женским монастырем. Не забывал родных и односельчан – сохранившиеся письма свидетельствуют о его глубокой любви к близким и родным людям.
При этом сам отец Пафнутий жил незаметно – не проповедовал с амвона, как надо жить, никого ни в чем не обличал, старался всегда находиться в тени. Никто ни разу не слышал от него колкого замечания в чей-либо адрес. Например, когда после операции на глаза батюшка вернулся в монастырь, он пришел на службу в черных солнцезащитных очках, как у мотоциклистов, – закрывающих глаза не только спереди, но и по бокам.
Некоторые молодые послушники смеялись над ним, но он не обращал на это абсолютно никакого внимания. Максимум, что он мог сказать, – это попросить в храме братию не класть молитвослов, синодик или иные богослужебные книги на сиденье, куда они садятся. И в этих мягких замечаниях не чувствовалась власть – это всегда была кроткая просьба любящего сердца.
«Схимой отец Пафнутий не кичился – скрывал ее обычно под мантией или плащом, чтобы не привлекать к себе внимания, – свидетельствовал игумен Филипп (Ельшин). – Келья его была абсолютно пустой – там стояла только кровать, а на стене висела грамота о священнической хиротонии – такое постоянное напоминание о служении, к которому он призван.
Старец со смирением принимал все свои телесные немощи. На службе в храме он мог молиться сидя, но при этом, когда все вскакивали, чтобы перекреститься, он тихо и благоговейно брал в руки свой священнический крест и так просто, тепло его целовал – чувствовалось, что он со Христом, а ты еще, может быть, только в поиске такой христианской близости ко Господу».
Схиигумен Пафнутий преставился 13 декабря 2005 года, в день памяти апостола Андрея Первозванного, и был погребен на братском кладбище в селе Деулино. Для братии и духовных чад он, внешне невзрачный, скромный, до сих пор является маяком, освещающим жизненный путь и указывающим направление к вечной жизни, а также примером внутреннего деятельного богословия, заключавшегося в том, что батюшка говорил о чем-то, казалось бы, отвлеченном, не вдаваясь даже в подробности Священного Писания, а ты вдруг вспоминал, как это сопряжено с заповедями Господними. Это было богословие простоты и незлобия сердца.
Иеромонах Пафнутий (Фокин)
(60)