Архимандрит Афанасий (в миру Алексей Константинович Алафинов) — смотритель Троицкого собора, большую часть своей жизни в буквальном смысле слова проживший подле мощей преподобного Сергия Радонежского, — родился 30 марта 1932 года в городе Ряжске Рязанской области в крестьянской семье. По окончании в 1944 году четырех классов начальной школы работал каменщиком. В 1952–1955 годах служил рядовым в одной из артиллерийских частей, потом работал охранником электростанции в городе Кашира Московской области.
В декабре 1957 года Алексей был принят в число братии Троице-Сергиевой Лавры. В монастыре он нес послушания свечника, дежурного на проходной, звонаря, дежурного в надкладезной часовне. В монашество был пострижен 17 апреля 1959 года наместником Лавры архимандритом Пименом (Хмелевским) с наречением имени в честь преподобного Афанасия Высоцкого (Старшего), Серпуховского чудотворца, ученика преподобного Сергия Радонежского.
18 июля 1964 года в Успенском соборе Лавры монах Афанасий был рукоположен во иеродиакона митрополитом Крутицким и Коломенским Пименом (Извековым), 8 октября 1965 года им же рукоположен во иеромонаха. В 1974 году возведен в сан игумена, в 1990 году — в сан архимандрита.
Отец Афанасий более тридцати лет нес послушание в Троицком соборе у святых мощей преподобного Сергия, а последние двенадцать лет жизни был старшим смотрителем собора. Батюшка приходил в собор рано утром, до начала братского молебна, и уходил в десятом часу вечера. Он ревностно относился к своему послушанию и не оставлял его даже во время болезни. Однажды отец Афанасий рассказал в разговоре Олегу Стародубцеву, в будущем доценту Сретенской духовной академии, а тогда еще просто работнику бригады реставраторов, что в соборе похоронено почти триста человек. На вопрос, как такое возможно, ведь это слишком большая цифра, а собор маленький, батюшка ответил: «А они в три ряда лежат». И лишь при позднейших археологических раскопках выяснилось, что там не в три, а в пять рядов лежат останки. «Откуда он это знал? Я не знаю. Есть наука, а есть прозорливость…» — удивлялся впоследствии Олег.
По воспоминаниям одного из старейших преподавателей Московской духовной академии архимандрита Венедикта (Князева), отец Афанасий был человеком необыкновенной простоты — без светского образования, но зато очень искренним, благочестивым. С ним можно было поговорить о чем угодно — и о духовной жизни, и о каких-то житейских, бытовых мелочах. Речь у батюшки была очень простой. Возможно, именно по этой причине отец Афанасий не возглавлял в Лавре соборные богослужения — только сослужил предстоящему священнослужителю, который по сану был младше него. Старшая братия говаривала, что батюшка возглавил службу только один или два раза в жизни, и кто-то ему сказал, что он косноязычный. С тех пор он не дерзал сам совершать Литургию — считал себя недостойным. Тем не менее проповеди архимандрит Афанасий говорил хорошо. Митрополит Владимирский и Суздальский Тихон (Емельянов) рассказывал: «Помню, как у нас в Лавре духовники отец Афанасий (Алафинов) и отец Лаврентий (Постников) соревновались:
— Мы боремся за первенство: кто из нас по проповеди первое место займет!
— Это как? — спрашиваю.
— Как же вы узнаете?
— А просто: кого первого вызовут в КГБ».
Лаврская братия часто вспоминает батюшкины наставления о внимании во время Иисусовой молитвы: «Посмотрите, как младенец держится за маму, — попробуй, оторви его. Если кто-то попытается, такой крик будет! Вот так и мы должны держаться за имя Господа нашего Иисуса Христа».
«Если не будет благоговения, благодати не почувствуешь», — говорил трудящимся на уборке Троицкого собора у мощей преподобного Сергия.
Митрополит Курганский и Белозерский Даниил (Доровских), бывший в те годы благочинным Лавры, вспоминал: «Отец Афанасий, смотритель Троицкого собора, был как ребенок. Человек удивительной чистоты и ревности. Мы над ним по-монашески шутили иногда. Но на иную шутку отец Афанасий строго отвечал: “Ты мне зубы не заговаривай, я еще правило не успел дочитать”».
Отца Афанасия братия и любили, и побаивались. Он был очень прямолинейным — мог сказать собеседнику в глаза, что думает, без оглядки на чины и звания. Например, однажды отец наместник устроил одному светскому лицу венчание в храме обители, на что старец прямо ему высказал: «Что Вы из Лавры делаете театр?» И тот не смел ему на это ничего возразить. Отец Даниил, благочинный Лавры, как-то раз попросил батюшку привести себя в порядок перед приездом Святейшего: «Отец Афанасий, застегнись, сейчас Патриарх приедет! Нехорошо выглядишь». Старец проигнорировал просьбу. Отец благочинный решил припугнуть батюшку — мол, не послушаешься, переведут тебя из Лавры в другое место. На что тот ответил: «Тебя Господь раньше, чем меня, отсюда заберет». Так и произошло. Через пару месяцев отец Даниил стал епископом на Сахалине, а отец Афанасий преставился только через полгода.
Своей простотой батюшка порой обескураживал молодых послушников: например, он совершенно спокойно мог лечь вздремнуть прямо в алтаре — за жертвенником, в боковом приделе Успенского собора на полу, на свернутом в трубку ковре. При этом архимандрит Афанасий особо ревновал о порядке в алтаре при совершении Божественной литургии. Если он видел, что в алтаре кто-то садился, когда на престоле стояли Святые Дары, мог сделать резкое замечание. К монахам старшего поколения отец Афанасий относился особенно трепетно и благоговейно. Придя в Лавру, он застал в обители человек семьдесят еще прежних монахов — «старичков», как с любовью называл их батюшка. Отец Афанасий рассказывал, что чувствовал, видя старого монаха впереди: «Идешь и дыхнуть боишься, чтобы как-то не потревожить его, и ждешь, когда он пройдет, чтобы не обгонять его. А если идет навстречу, поклон делаешь до земли». Это было благоговейное и трепетное отношение к подвигам, которые несли старцы, прошедшие тюрьмы и лагеря. Сопоставляя сегодняшнюю жизнь в монастырях с той жизнью, отец Афанасий говорил: «А теперь что? Теперь молодой послушник может похлопать по плечу старика и не задуматься, сколько ему лет и кто перед ним».
Смиряя молодую братию, батюшка иногда проявлял легкое юродство и называл подошедшего за благословением брата «опенок паршивый». При этом мог и за нос потаскать, после чего с любовью добавлял: «Апостол Павел вообще называл себя извергом» (1 Кор. 15, 8). «“Афоня” — так между собой мы называли отца Афанасия, — вспоминает игумен Всеволод (Варющенко). — Но в этих словах всегда звучало благоговение к этому старцу-простецу. Много раз я слышал из его уст слова о Царстве Небесном: “Как же ТАМ хорошо”. И произносил он это так, что у слушающего не возникало сомнения в том, что он ВИДЕЛ Небесное Царство Божие. Он с такой любовью называл нас “опенками”, что никто не обижался. Он был вроде и как все мы, и в то же время чувствовалось, что он при своей простоте был неизмеримо выше нас».
Узнавая батюшку получше, братия и лаврские труженики привязывались к нему всем сердцем. Олег Стародубцев поведал назидательную историю, которая демонстрирует, с какой любовью старец относился к людям: «Помню, когда я уже был преподавателем, приезжал из Москвы и шел к мощам. Отец Афанасий смотрел, хватал меня за бороду, которой толком не было, и называл “католиком проклятым”. С ним можно было так поговорить, шутя… Я не иконописец, но имею художественное образование. За свою жизнь написал три иконы, одна из них — образ преподобного Сергия Радонежского… Эту икону я передал отцу Афанасию, чтобы он освятил ее на мощах. В этот день Святейший Патриарх служил акафист преподобному Сергию. В конце акафиста я увидел, что икона стоит на открытой раке Преподобного в ногах. Оказалось, она стояла всю службу, весь акафист. Я был рад как ребенок… Спустя какое-то время я приехал в Лавру и зашел, чтобы приложиться к мощам. Там столкнулся с отцом Афанасием. Он попросил его проводить, потому что в последний год жизни ему было уже тяжело ходить. Мы дошли до братского корпуса, я собрался уходить, но отец Афанасий благословил зайти в келью, но не дальше прихожей. Он достал крохотный бумажный конвертик и протянул мне. Там лежала частица мощей Преподобного. Судя по всему, он отдал то, что принадлежало лично ему. Отца Афанасия уже долгие годы нет, а эта частица хранится в иконе, которую освятили у мощей».
Неся послушание смотрителя Троицкого собора, отец Афанасий приходил по утрам раньше всех, заправлял лампадки, молился… «И как-то раз, — рассказывал он, — Преподобный руку мне на плечо положил… И так сладко мне было в это время». Господь много открывал старцу. Однажды ему был показан рай, и он видел в нем лаврскую братию. И в райских обителях были не только усопшие, но и еще живущие. Но кого именно он видел, батюшка так и не сказал.
В другой раз отец наместник архимандрит Феогност в Троицком соборе возле мощей преподобного Сергия освящал икону Божией Матери «Взыскание погибших», написанную для Вознесенского собора в Новочеркасске. Икону писали несколько лет, и архимандрит Афанасий курировал эти работы. Во время молебна художник-реставратор Лидия Степановна Говядина сподобилась увидеть поразительную картину: отец Афанасий молился прямо напротив раки, оторвавшись от пола сантиметров на двадцать. Надо сказать, что она была старейшей лаврской сотрудницей, отдавшей реставрационному делу 45 лет, — человеком глубокой духовной настроенности, посвятившим всю свою жизнь служению Преподобному и его Лавре, знавшим многих известных духовных лиц и подвижников Русской Церкви XX века. Многочисленные коллеги и лаврская братия вспоминают ее как человека мудрого, спокойного и уравновешенного. Поэтому правдивость ее свидетельства не вызывает сомнений.
Однажды архимандрит Афанасий приехал навестить архимандрита Кирилла (Павлова) в больницу в Барвихе. В последние годы жизни отец Кирилл часто болел и иногда прямо в больнице принимал братию для исповеди или беседы. И вот, отец Афанасий поведал старцу, что ему приснился архимандрит Николай (Самсонов), бывший раньше также смотрителем Троицкого собора. Отец Николай обнял и расцеловал отца Афанасия, как никогда при жизни. Проснувшись, батюшка решил, что это знак и что нужно, видимо, готовиться к смерти. Отец Кирилл выслушал эти рассуждения и ответил: «Знаешь, отец Афанасий, ты ко мне приезжай недельки через две. Нужно помолиться». Через две недели отец Кирилл дал ответ: «Готовься!» Это было примерно за полгода до кончины архимандрита Афанасия. А за месяц у старцев состоялась последняя встреча. Отец Кирилл тогда собрался уезжать в лечебный отпуск в Крым и в шутку попросил: «Ты уж дождись моего возвращения, не умирай без меня». Получив уже в Крыму известие о кончине собрата, старец вздохнул: «Эх, не послушался меня все-таки, не подождал…» В этих словах слышалась духовная близость двух лаврских старейших архимандритов.
По воспоминаниям игумена Всеволода, отец Афанасий перед смертью сильно болел и несколько раз раздавал все свои митры, кресты, иконы, готовясь к смерти. «У меня до сих пор стоит его подсвечник. Господь восставлял его от одра болезни, и он оказывался “гол и бос”, но совсем этим не смущался. Через некоторое время духовные чада вновь дарили ему все необходимое. Но через полгода он вновь раздавал все дочиста».
При жизни отец Афанасий особенно благоговейно относился к крестам. В его келье хранилось много различных изображений Распятия Спасителя и наперсных крестов. И блаженная кончина старца последовала на праздник Воздвижения Честного и Животворящего Креста Господня.
Источник: В служении Пресвятой Троице и преподобному Сергию. Братия Троице-Сергиевой Лавры XX–XXI веков. Избранные жизнеописания / Сост. иером. Пафнутий (Фокин). Сергиев Посад: СТСЛ, 2024. С. 30–36.
(31)