Священномученик Николай родился 30 марта 1877 года в Москве в семье Владимира Павловича Беневоленского[1] – священника храма в честь преподобного Симеона Столпника, и его супруги Екатерины Алексеевны, сестры будущего старца иеросхимонаха Алексия (Соловьева). Николай стал впоследствии его любимым племянником и, в свою очередь, очень любил отца Алексия. Во время учебы в Московской духовной академии едва ли не каждое воскресенье посещал его в Зосимовой пустыни. А после смерти иеросхимонаха Алексия многие из его духовных детей стали окормляться у отца Николая.
В 1892 году Николай окончил Заиконоспасское духовное училище, в 1898 году – Московскую духовную семинарию, поступил в Московскую духовную академию. По окончании Академии был направлен преподавателем богословия в Орловскую духовную семинарию.
В 1917 году назначен в храм во имя преподобного Симеона Столпника, где служили когда-то его дед и отец, и затем был настоятелем этого храма до его закрытия.
В 1929 году храм во имя преподобного Симеона был закрыт, и отец Николай перешел служить в располагавшийся неподалеку храм Покрова Божией Матери на Лыщиковой горе.
Протоиерей Николай, служа в храме во имя преподобного Симеона Столпника и затем в Покровском, жил с семьей в квартире на Николоямской улице, где находился храм преподобного Симеона. В 1918 году у семьи священника отобрали часть комнат, вселив в квартиру семью рабочих; семье священника были оставлены только две комнаты. В этой же квартире в одной из комнат жили брат и сестра отца Николая. В начале тридцатых годов к рабочим приехал погостить их родственник из деревни, который донес властям, что в квартире живет священник и занимает две комнаты, и потребовал его выселения. Работники жилищного управления, сочувствовавшие отцу Николаю, посоветовали ему поменяться комнатой с братом, оставив ему и детей, как бы на иждивение, и таким образом уладить конфликт. Так священник и сделал: поменялся комнатами с братом, поселившись всей семьей в одной комнате. Однако рабочий подал в суд на священника, чтобы того вообще выселили вместе с семьей из квартиры как людей, идейно чуждых установкам советской власти. Суд принял сторону жалобщика и потребовал от священника выехать из квартиры вместе с семьей в десятидневный срок.
Отцу Николаю пришлось уехать в Сергиев Посад, где его хорошо знали как родственника старца Алексия. Но и здесь ему не сразу удалось найти квартиру: он ходил по городу в рясе, и хозяева отказывались сдавать священнику комнату. Наконец кто-то посоветовал пойти к старосте Петропавловской церкви, где после закрытия Лавры служили многие лаврские монахи. Здесь семью священника приняли, а затем их пригласил к себе староста Ильинского храма, у которого был двухэтажный дом, и нижний этаж, где было три комнаты, пустовал.
В 1932 году в квартиру, которую отец Николай снимал с семьей в Сергиевом Посаде, пришли с обыском. Агния Владимировна спросила сотрудников ОГПУ, что им нужно, они ответили – «литературу»; они переворошили вещи, перетрясли детские игрушки и, ничего не найдя, ушли. Агния Владимировна послала дочь Веру в Москву в Покровский храм, где служил отец Николай, предупредить, чтобы он не приезжал в эти дни, так как дома был обыск, и его могут арестовать. Вера тут же собралась и поехала… В течение недели отец Николай оставался жить в Москве и не приезжал к семье в Сергиев Посад.
В 1933 году власти арестовали настоятеля Вознесенской церкви в Сергиевом Посаде, и протоиерей Николай подал прошение, чтобы его перевели из Москвы в этот храм, потому что поездки из Посада в Москву становились для него все опаснее. Он не имел никаких документов: в Москве в милиции требовали, чтобы он получал их по фактическому месту жительства, а в Посаде требовали документы с места его работы в Москве.
Во все время своего служения отец Николай всегда говорил проповеди, зачастую мало учитывая враждебную Церкви позицию советской власти, и его супруга неоднократно просила его, чтобы он воздержался от проповедей, но не проповедовать отец Николай не мог; он постоянно читал духовную литературу и считал своим долгом донести слово правды и знания до своих прихожан.
В 1939 году в Вознесенский храм был назначен почетным настоятелем благочинный из города Можайска протоиерей Федор, имевший весьма дурную славу в Можайске. К отцу Николаю на исповедь подошла тогда женщина и сообщила, что она специально приехала его предупредить, что этот священник чрезвычайно опасен и церковным людям уже принес много зла в Можайске, а об отце Николае они слышали только хорошее, и поскольку к нему приезжает много духовных детей из Москвы, ему надо быть осторожней. Это известие весьма опечалило отца Николая, и он стал думать, как ему избыть очередную беду. А новый настоятель – секретный осведомитель НКВД по кличке Лебедев – сразу же принялся за «работу».
«Алексеевщина это особая секта, происходящая от схимонаха… известного духовника паломников, приезжающих и приезжавших в Троице-Сергиеву Лавру, Алексия, – сообщал он 1 апреля 1939 года своему куратору из НКВД. – Протоиерей Беневоленский (подробный материал о нем мной представлялся)… является по плоти и крови племянником… Алексия… и в полном смысле слова не только подражает ему, но типично старается ему уподобиться, его олицетворять, действовать в приходе именно в этом направлении, осуществлять деятельность Алексия. Весь фанатизм, вся контрреволюция, то есть такая, какая была в свое время в Путинках при Агафоне, теперь находится именно здесь…»[2].
После подобного рода доносов отца Николая в августе 1939 года вызвали в Загорское отделение НКВД, и один из сотрудников стал расспрашивать его о знакомых, о том, где ему приходится бывать, о налогах, которые приходится платить. В конце разговора он предложил священнику дать подписку, что тот обязуется сообщать в НКВД о тех лицах, которые настроены контрреволюционно. Отец Николай отказался; тот стал уговаривать, но уговоры не подействовали; тогда сотрудник НКВД заявил, что если священник даст подписку, то он меньше будет платить налогов, а если не даст – ему придется платить все налоги и, в конце концов, он может оказаться в тюрьме. И отец Николай по малодушию дал подписку с обязательствами сообщать в НКВД обо всех контрреволюционно настроенных лицах под данной ему в НКВД кличкой «Схимник».
Но уже спустя неделю, собрав все необходимое для жизни в тюрьме, о. Николай явился в некую московскую квартиру, назначенную ему сотрудником НКВД для конспиративных встреч, и заявил, что сообщать в НКВД о лицах, контрреволюционно настроенных, противно его убеждениям, этого он делать не будет. Отца Николая тогда не арестовали.
21 октября 1939 года секретный сотрудник «Лебедев» встретился со своим куратором из НКВД, и тот записал:
«12 января 1939 года к источнику приходили представители Машутинского прихода Загорского района… Эти лица в этот день все стояли всю службу в церкви… “Отец Николай – вылитый портрет и копия своего дядюшки, схимонаха Алексия. Все мы любим этого старца, а отец Николай нам его напоминает”, – сказали они»[3].
Чувствуя, что обстановка сгущается и может привести к аресту, отец Николай все чаще стал раздумывать над тем, как избавиться от опасного соседства с осведомителем. В 1939 году арестовали второго священника Ильинского храма, и отец Николай решил проситься туда. Придя к настоятелю Ильинского храма, он попросил взять его к себе в причт, напрямую назвав и причину, не зная тогда, что и тот является таким же осведомителем.
С октября 1939 года отец Николай стал служить в Ильинской церкви.
11 января 1940 года в шесть часов утра в дом, где жил священник с семьей, постучали сотрудники НКВД. Отец Николай в это время был в храме. Чтобы не поднимать излишнего шума, мучители дали ему завершить литургию. Когда священник вышел из храма, сотрудники НКВД подошли к нему и заявили, что он арестован и ему необходимо возвратиться домой для продолжения обыска.
Обыск закончился в третьем часу дня. Перед тем как уйти, отец Николай благословил всех домашних иконами и попрощался. Сначала его отправили в Москву во внутреннюю тюрьму НКВД, а затем в Таганскую, где он был помещен в одиночную камеру со строгой изоляцией.
Допросы начинались во второй половине дня, заканчиваясь глубокой ночью, что было довольно мучительно, так как днем в тюрьме не давали спать, а придя после допроса в камеру, не всегда возможно было сразу уснуть.
Располагая показаниями осведомителя, следователь понуждал священника их подтвердить, но отец Николай отвечал, что антисоветских разговоров при встречах не велось, во всяком случае, он их не помнит. Но сам он антисоветские взгляды высказывал, потому что недоволен советской властью, но не помнит, в чем они заключались и когда были высказаны.
В Таганской тюрьме в камеру к отцу Николаю был помещен осведомитель, старавшийся вывести священника на откровенный разговор.
Допросы продолжались около месяца, в течение которого следователь всячески старался запутать священника.
28 февраля 1940 года отец Николай был переведен в Бутырскую тюрьму в камеру 30, а 13 апреля переведен в общую камеру.
29 февраля следствие вынесло постановление: поскольку «направление дела Беневоленского в суд связано с допросом и вызовом в судебное заседание двух секретных осведомителей, которые в настоящее время продолжают разработку антисоветски настроенных лиц, что может повести к их расшифровке и срыву разработки, …следственное дело… по обвинению Беневоленского… направить на рассмотрение Особого Совещания при НКВД…»[4]
3 июня 1940 года Особое Совещание при НКВД СССР приговорило протоиерея Николая Беневоленского к пяти годам заключения в исправительно-трудовом лагере. 12 июля 1940 года отец Николай прибыл в Карлаг на станцию Карабас в Казахстан, и 2 августа 1940 года был отправлен в Спасское отделение Карлага.
13 августа он писал своим родным из лагеря:
«Я думаю, что вы живете теперь в большой нужде и некому усладить горечь вашей жизни, как, бывало, делал это я. Страшно каюсь, что не был ласков с вами, и думаю, не наказан ли я за это долгой разлукой с вами… Как устроились?.. Есть ли служба в Посаде?.. Какова судьба благочинного?.. Я работал в обувной, рвал резину для подошв из резиновых шин, а завтра перехожу в гончарную… Дорогие дети! Простите меня и ради меня слушайтесь маму, не раздражайте ее – ей, бедной, и так тяжело, и она нуждается в вашей ласке и заботах. Обо мне не забывайте – пишите чаще и помогайте мне тем, в чем я особенно нуждаюсь и о чем вы знаете, и да совершится над нами Его воля…»[5]
В каждом письме отец Николай просил прислать ему черных сухарей, что было самым необходимым при голоде в лагере, и теплых вещей.
19 марта отец Николай написал родным:
«Я, слава Богу, жив, но не совсем здоров… Сейчас нигде не работаю. Всюду, куда ни поступлю, всюду я непринятый работник. Последнее место мое было на прядильной фабрике, но ничего не вышло. Спасибо за посылку… Сейчас у нас ростепель. Все распустилось, и везде вода. Бодрости духа никак не приобретешь. Сейчас такое хорошее время, время поста, а здесь его не чувствуешь. Нет необходимого средства благодатного… Теперь время поста. Поэтому прошу у вас всех прощения, тем более что я виновник всех бедствий. Простите меня все и за все… Жестокое Божие наказание поразило меня. Но не будем отчаиваться. Будем уповать на Его милосердие».
19 апреля 1941 года отец Николай послал свое последнее, десятое письмо родным.
«Поздравляю вас с торжественным праздником, – писал он, поздравляя их с Пасхой. – Я сейчас лежу в больнице… Слава Богу, обходится пока благополучно. Уповаю и впредь на помощь Божию, и ты тоже не унывай…»
Скончался 16 мая 1941 года в Спасском отделении Карагандинского лагеря. Согласно справке о реабилитации, умер от декомпенсации сердечной деятельности в поселке Спасск. Был погребен в безвестной могиле.
Память священномученика Николая совершается в день мученической кончины 3 мая (16 мая), а также в Соборах новомучеников и исповедников Церкви Русской, Радонежских и Казахстанских.
Иеромонах Пафнутий (Фокин)
[1] В Деяниях Собора от 13–16 августа 2000 г. фамилия – Беневольский. По данным игумена Дамаскина (Орловского) – со ссылкой на ЦИАМ. Ф. 229. Оп. 4. Д. 287. Л. 5. По данным ПСТГУ, отец – рабочий Владимир Николаевич Беневоленский.
[2] ГАРФ. Ф. 10035. Д. П-45557. «Меморандум на Беневоленского Николая Владимировича, 1877 г.р., урож. г. Москвы, по агентурному делу “Сибирские”». Л. 1–2.
[3] ГАРФ. Ф. 10035. Д. П-45557. «Меморандум на Беневоленского Николая Владимировича, 1877 г.р., урож. г. Москвы, по агентурному делу “Сибирские”». Л. 33–35.
[4] ГАРФ. Ф. 10035. Д. П-45557. «Меморандум на Беневоленского Николая Владимировича, 1877 г.р., урож. г. Москвы, по агентурному делу “Сибирские”». Л. 81.
[5] Здесь и далее письма цит. по: Священномученик Николай Беневоленский // Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века / Игум. Дамаскин (Орловский). Май. С. 28–29.
(211)