Лаврский схиигумен Пафнутий (в миру Василий Юльянович Ерш) родился 14 апреля 1927 года в деревне Воробьевичи Слонимского района Гродненской области Белорусской ССР в крестьянской семье Юлиана Васильевича и Евдокии Ануфриевны. В 1946 году окончил восемь классов средней школы в Слониме, занимался домашним хозяйством. Решив дальнейшую жизнь посвятить служению Богу, поступил в 1948 году в Минскую духовную семинарию, однако в 1949 году учебу пришлось прервать по болезни. Немного подправив здоровье, Василий отправился в Свято-Троицкую Сергиеву Лавру и 8 сентября 1954 года поступил в обитель послушником.
Про себя батюшка рассказывал, что пришел в Лавру в возрасте 27 лет. Имея желание поступить в монастырь, он пошел к наместнику архимандриту Пимену (Извекову, будущему Святейшему Патриарху). Будучи хромым и боясь, что из-за этого его не примут, он припрятал костыль и изо всех сил старался выглядеть абсолютно здоровым. Однако хромота не осталась незамеченной. Немного пожурив молодого человека, отец наместник сказал: «Ничего, мы и таких берем».
В монастыре Василий нес послушание свечника, затем пономаря и просфорника. 2 января 1956 года в Трапезном храме Лавры архимандритом Пименом он был пострижен в монашество с именем Викторин, в честь святого мученика Викторина.
В прошении на принятие монашеского пострига послушник Василий писал: «Усерднейше прошу Ваше Высокопреподобие, отец Наместник, постричь меня, грешного и недостойного, в монашество, так как я всецело желаю послужить на пользу Церкви Христовой, во славу Божию и во спасение своей души, и все сие с Божией помощью в надежде, вере и любви; ей, Господи, да будет по молитвам же и заступлению Пречистой Твоей Матери, великого Твоего угодника преподобного отца нашего Сергия и всех Твоих святых, от века Тебе благоугодивших. Аминь».
24 мая 1964 года в Троицком соборе Лавры архиепископом Пермским и Соликамским Леонидом (Поляковым) монах Викторин был рукоположен во иеродиакона, а 4 апреля следующего года в Покровском храме Московской духовной академии епископом Дмитровским Филаретом (Вахромеевым) хиротонисан во иеромонаха.
14 апреля 1972 года Святейший Патриарх Пимен в Трапезном храме Лавры возвел отца Викторина в сан игумена.
После почти сорока лет служения в обители отец Викторин был пострижен в великую схиму – постриг совершил наместник Лавры архимандрит Феогност 29 марта 1990 года в Троицком соборе Лавры.
Отца Пафнутия с молодости сопровождали болезни. Переносил он их с поразительной стойкостью. Например, однажды он съел кусочек рыбы, и кость проткнула ему кишечник. Старец всю ночь кротко терпел сильнейшую боль, а потом в больнице еще и шутил с врачами, ни намеком не показывая, какие страдания претерпевает. Врачи поражались, как почти восьмидесятилетний старчик с прободением кишечника может переносить подобным образом постигшее его испытание. Батюшкин келейник вспоминал, что ни разу за все годы, проведенные с отцом Пафнутием, на его лице не было даже намека на то, что он переживает какое-то скорбное состояние.
Несмотря на телесные немощи, батюшка всегда сохранял бодрость духа. Помимо утренних и вечерних молитв старец совершал особое схимническое правило: две главы Евангелия, две главы Апостола, две кафизмы, три канона с двумя акафистами и Иисусову молитву. Также в обязательном порядке вычитывался весь богослужебный круг: часы, вечерня, повечерие, полунощница и обедница. Особенно батюшке нравилась воскресная полунощница. Помимо этого, отец Пафнутий посещал все воскресные и праздничные службы, а иногда и будничные. Игумен Серафим (Дыбов) рассказывал: «Как уставщик и канонарх, я, бывало, просил отца Пафнутия почитать кафизмы или часы. И он никогда не отказывался – хоть и схимник, но смиренно делал все, о чем его ни попросишь. И читал медленно, выразительно, со страхом Божиим».
Отец Пафнутий был для братии примером тщательного исполнения монашеских правил и предписаний. Прежде чем читать правило – обязательно облачался в епитрахиль и поручи. «При этом он не был лишен чувства юмора, – вспоминал отец Моисей (Дроздов). – Однажды батюшка лежал в глазной клинике, и с ним в качестве келейника находился молодой иеромонах. И вот как-то ночью, уже после операции на глаза, отец схиигумен вдруг его разбудил и говорит: “Ты знаешь, я теперь вижу на 400 тысяч километров”. – “Как это, батюшка?” – “Очень просто. Луну видишь? И я вижу!”»
Однажды отец Пафнутий уехал по делам в Москву, и ему пришлось остановиться на ночлег в Даниловом монастыре и заночевать вместе с группой студентов Московских духовных школ в одном помещении. Позже молодые люди вспоминали, что, как только они засыпали, раздавался грохот. Они подскакивали, включали свет – отец Пафнутий лежит с закрытыми глазами, сложив руки на груди. Только к утру до них дошло, что каждый час он резко вскакивал, клал земной поклон и тут же, не снимая сапог, с размаху ложился и делал вид, что спит. Видимо, не имея возможности полноценно вычитывать свое правило, он компенсировал это, как мог.
«Отношения старец строил таким образом, что разница в возрасте не чувствовалась, – вспоминал келейник отца Пафнутия. – Обычно он говорил: “Ну, я тоже немножко кое-чего соображаю”, – после чего высказывал свою точку зрения по какому-либо вопросу, никогда не настаивая на своем мнении.
Однажды у нас случился словесный спор. Батюшка как будто проверял меня на крепость и нарочно провоцировал. Разозлившись окончательно, я сказал, что мне все надоело и я ухожу. Тогда отец Пафнутий усадил меня и начал уже спокойно объяснять, что надо уметь либо промолчать, либо аргументированно объяснить свою точку зрения, не вступая в спор, потому что в своей боязни возразить священнику в итоге можно прийти не просто к спору, а к настоящему взрыву вспыльчивости и раздражительности. Какой бы ни был авторитет у человека, в том числе священника, – он тоже имеет право ошибаться, и это надо учитывать.
В другой раз, будучи опять раздраженным, я ходил взад-вперед под окном кельи и воображал, какой у нас сейчас будет серьезный разговор с батюшкой: он скажет мне то-то, а я эму в ответ то-то, потом я ему еще вот это скажу, а еще вот это… Полный решимости расставить все точки над “и”, я зашел в келью к отцу Пафнутию, и тут он вдруг сходу мне говорит: “Хватит репетировать, пошли молиться”».
Старец умел удивительным образом сочетать особую простоту и при этом некоторую дистанцию в отношениях с другими людьми. Подставляя руку сопровождавшему его человеку, он непременно оборачивал ее мантией, чтобы ни с кем не соприкасаться. При такой видимой отчужденности от батюшки исходило необыкновенное тепло, и знавшие его близко люди говорят, что этим теплом они согреваются и по сей день.
Отец Пафнутий никогда не мудрствовал – можно сказать, что все его богословие заключалось в спокойствии и простоте, и это богословие было действенным, проникновенным и дарующим силы. Какие-то непреложные истины он мог объяснить простыми и доступными словами, полушутливым тоном. Вспоминается притча, которую батюшка рассказал, когда зашел разговор о выборе духовника: «Однажды к князю приехали важные гости – бояре. И он специально приставил к ним нерадивого слугу. Слуга то суп на одного прольет, то кость на другого уронит. Когда же гости возмутились и спросили: “Что же ты за дурак такой, неужели других не нашлось?” – тот ответил: “Так умных к умным поставили, а меня – к вам”».
Буквально пара сказанных отцом Пафнутием слов могла утихомирить бурю в душе и выровнять духовное состояние. Он не просто обладал внутренним миром и покоем, но и мог каким-то непостижимым образом передавать его окружающим. После службы батюшку иногда окружали женщины. Видя схимническое облачение, они начинали наперебой щебетать и задавать злободневные вопросы. А батюшка кротко улыбался, показывал им на птичек и нес какую-то, казалось бы, нелепицу. Но при этом взволнованные женщины вдруг умолкали и проникались этим духом умиротворения и тихой радости.
Известно, что, когда Пафнутиев Боровский монастырь переживал трудности, духовник обители отец Власий звал отца Пафнутия на молитву. Бывало, старцу приходилось оставаться там месяца по три. Никто его не трогал, не поручал никакие послушания, – батюшка просто молился.
Пожалуй, можно сказать, что его молитва, крепкая вера и несколько слов, сказанных в простоте сердца, порой могли изменить ход событий. Так, однажды во время поездки в Минск к батюшке подошли какие-то люди и стали ему жаловаться, что надо строить собор, а денег нет, и вот, они теперь думают, что делать. Отец Пафнутий сказал, как отрезал: «Надо не думать, а строить!» – и, вывернув карманы, отдал им все деньги, что у него были. Через несколько лет эти же люди, встретив батюшку, бросились ему на поклон со словами, что после той встречи вдруг деньги чудесным образом посыпались из разных мест, и собор был построен. Батюшка также много жертвовал на строительство Преображенского собора в Слониме, где был крещен. Помогал и поддерживал отношения с Полоцким Спасо-Евфросиниевским женским монастырем. Не забывал родных и односельчан – сохранившиеся письма свидетельствуют о его глубокой любви к близким и родным людям.
При этом сам отец Пафнутий жил незаметно – не проповедовал с амвона, как надо жить, никого ни в чем не обвинял, старался всегда находиться в тени. Никто ни разу не слышал от него колкого замечания в чей-либо адрес. Например, когда после операции на глаза батюшка вернулся в монастырь, он пришел на службу в черных солнцезащитных очках, как у мотоциклистов, – закрывающих глаза не только спереди, но и по бокам. Некоторые молодые послушники смеялись над ним, но он не обращал на это абсолютно никакого внимания. Максимум, что он мог сказать, – это попросить в храме братию не класть молитвослов, синодик или иные богослужебные книги на сиденье, куда они садятся. И в этих мягких замечаниях не чувствовалась власть – это всегда была кроткая просьба любящего сердца.
«Схимой отец Пафнутий не кичился – скрывал ее обычно под мантией или плащом, чтобы не привлекать к себе внимания, – свидетельствовал игумен Филипп (Ельшин). – Келья его была абсолютно пустой – там стояла только кровать, а на стене висела грамота о священнической хиротонии – такое постоянное напоминание о служении, к которому он призван.
Старец со смирением принимал все свои телесные немощи. На службе в храме он мог молиться сидя, но при этом, когда все вскакивали, чтобы перекреститься, он тихо и благоговейно брал в руки свой священнический крест и так просто, тепло его целовал – чувствовалось, что он со Христом, а ты еще, может быть, только в поиске такой христианской близости ко Господу».
Схиигумен Пафнутий преставился 13 декабря 2005 года, в день памяти апостола Андрея Первозванного, и был погребен на братском кладбище в селе Деулино. Для братии и духовных чад он, внешне невзрачный, скромный, до сих пор является маяком, освещающим жизненный путь и указывающим направление к вечной жизни, а также примером внутреннего действенного практического богословия, заключавшегося в том, что батюшка говорил о чем-то, казалось бы, отвлеченном, не вдаваясь даже в подробности Священного Писания, а ты вдруг вспоминал, как это сопряжено с заповедями Господними. Это было богословие простоты и незлобия сердца.
Иеромонах Пафнутий (Фокин)
(153)